Я кивнула.
— Док Дженретт считает, что она умерла сразу, как только пуля попала ей в мозг, — сообщил Фергюсон. — Раз так, по-моему, никаких прижизненных реакций и не должно быть.
— Дело в том, — ответила я, — что такое ранение не влечет, как правило, немедленной смерти.
— И сколько она еще оставалась живой? — спросил Мот.
— Несколько часов.
— Какие еще могут быть варианты? — обратился ко мне Уэсли.
— Commotio cerebri. Это как короткое замыкание в мозгу — удар по голове, мгновенная смерть и почти, а то и вовсе никаких повреждений. — Я сделала паузу. — Либо все травмы на теле являются посмертными, включая огнестрельное ранение.
На секунду все замолчали, переваривая информацию.
Стаканчик Марино превратился в маленький холмик искусственного снега. Пепельница наполнилась скомканными обертками от жевательной резинки.
— Никаких указаний на то, что ее могли сперва задушить? — спросил он.
Я ответила, что нет.
— Тогда обсудим семью. Что известно о ее отце, кроме того что он умер? — Теперь он взялся щелкать своей шариковой ручкой.
— Он работал преподавателем в Христианской академии Брод-Ривер в Сваннаноа.
— Эмили училась там же?
— Нет. Она ходила в местную муниципальную школу. Папаша-то умер с год назад, — добавил Мот.
— Да, это было в деле, — заметила я. — Его звали Чарльз, кажется?
Мот кивнул.
— А причина смерти? — поинтересовалась я.
— Не помню точно, но ничего подозрительного.
— Кажется, что-то с сердцем, — вставил Фергюсон.
Уэсли поднялся и подошел к пластиковой доске на стене.
— Итак. — Сняв колпачок с черного маркера, он начал писать. — Еще раз пройдемся по деталям. Жертва из семьи среднего достатка, белая, одиннадцать лет. В последний раз ее видели сверстники около шести вечера первого октября, когда она уходила домой с собрания в церкви. Она возвращалась одна, короткой дорогой вдоль берега озера Томагавк, представляющего собой небольшой искусственный водоем. Посмотрим на карту. С северного края озера находятся домик гольф-клуба и общественный бассейн, действующие только в летний сезон. Вот здесь теннисные корты и площадка для пикников. Они открыты круглый год. По словам матери, Эмили вернулась домой в половине седьмого или немного позже. Она сразу ушла в свою комнату и до ужина занималась на гитаре.
— Миссис Стайнер упоминала, что Эмили ела вечером? — задала я вопрос.
— Да, макароны с сыром и салат, — ответил Фергюсон.
— Когда именно они ужинали? — Согласно отчету о вскрытии в желудке девочки содержалось только небольшое количество буроватой жидкости.
— Около половины восьмого, так миссис Стайнер мне сказала.
— К двум часам ночи, когда девочку похитили, еда уже могла перевариться?
— Да, — подтвердила я. — Пища должна была покинуть желудок гораздо раньше этого времени.
— Возможно, преступник не давал Эмили достаточно воды и пищи.
— Это объясняло бы высокий уровень натрия — обезвоживание, я имею в виду? — спросил меня Уэсли.
— Да, вполне вероятно.
Уэсли сделал еще несколько записей.
— В доме нет ни охранной сигнализации, ни собаки.
— Что-нибудь похищено?
— Возможно, кое-какая одежда.
— Чья?
— Скорее всего вещи матери. Она вроде бы слышала, как преступник открывал ящики комода, пока она была заперта в гардеробной.
— Если он и правда там рылся, то делал это чертовски аккуратно. По ее же словам, она не заметила никакой пропажи или беспорядка.
— А что преподавал отец? Есть сведения?
— Закон Божий.
— Брод-Ривер — местечко ортодоксальное. День там начинается с того, что детишки поют «Да не властны будут надо мною грехи мои».
— Кроме шуток?
— На полном серьезе.
— Господи Иисусе.
— Да, они тоже часто его поминают.
— Может, хоть в этой академии моего внука наставят на путь истинный.
— Да елки-палки, Хершел, на какой там путь, если ты избаловал его донельзя. Сколько у него уже мини-байков? Три?
— Мне хотелось бы больше узнать о семье Эмили, — снова вмешалась я. — Как я понимаю, они религиозны?
— Да, весьма.
— У нее есть братья или сестры?
Лейтенант Мот сокрушенно вздохнул:
— Вот тут-то самое печальное. Несколько лет назад был у них еще ребенок, но умер совсем крохой — внезапная остановка дыхания.
— Это тоже произошло в Блэк-Маунтин? — спросила я.
— Нет, мэм. Дело было еще до того, как Стайнеры перебрались в наши края. Они вообще из Калифорнии. К нам отовсюду едут, со всех концов.
Фергюсон добавил:
— Приезжих у нас куча. Пенсионеры, отпускники, на религиозные собрания опять же. Да если б я с каждого забравшегося в наши горы баптиста хоть пятицентовик имел, я бы тут не сидел.
Лицо Марино налилось багровой яростью. Казалось, исходившие от него волны гнева могли обжечь на расстоянии.
— Для этой мрази местечко просто рай. Они, конечно, читали про Голта — во всяких желтушных газетенках такие вещи обожают, — но им и в голову не приходит, что такой маньяк может заявиться в их милый городок. Для них он — просто монстр из ужастика, а на самом деле его как будто и не существует.
— Ну, про него еще вроде фильм шел по телевизору, — вставил Мот.
— Когда это? — нахмурился Фергюсон.
— Прошлым летом. Мне вот капитан Марино сказал. С каким-то известным актером, он еще во всех «Термократорах» снимался. Я правильно запомнил?
Марино было глубоко наплевать. Он уже чуял запах добычи.
— Этот сукин сын еще там — вот что я скажу. — Он откинулся в кресле и швырнул в пепельницу еще одну смятую бумажку.